письменность для незрячих

В истории письменности для незрячих встречаются и весьма любопытные эпизоды. Так, в середине XVIII в. некий слепой гессенский крестьянин по имени Яков делал записи с помощью системы насечек на четырехгранных жердях. Он преподавал арифметику, и после его смерти осталась довольно обширная «библиотека» таких записей; никто, кроме Якова, не знал, как их читать, и все жерди попросту сожгли. Мария–Тереза Парадис, крестница австрийской императрицы Марии–Терезии, будучи слепой, использовала для личных записей придуманную ею систему знаков, которые состояли из булавок, воткнутых в подушку. А в Шотландии в начале XIX в. получила некоторое распространение «веревочная азбука», напоминавшая инкское узелковое письмо «кипу»; в связи с этой азбукой упоминаются имена Дэвида Макбита и Роберта Миллера. Создателям азбуки удалось набрать таким образом Евангелие от Марка, Псалтирь и некоторые другие книги.
_________________________________________________________
Центральная и Южная Америка



КОМПЬЮТЕР ИЗ ВЕРЕВОЧЕК



Долгое время считалось, что одна из величайших древних цивилизаций — империя инков — была «всего лишь» цивилизацией бронзового века, не знавшей письменности. Но прошлым летом вышла в свет книга гарвардского профессора Гари Уртона «Знаки инкского кипу», в которой утверждается, что у инков письменность все-таки имелась, правда, особая, замаскированная под цветные веревочки, завязанные в узелки. Речь идет об узелковом письме кипу (на кечуа — языке инков — «quipu» означает «узел»). Вслед за Уртоном все больше ученых склоняются к мысли, что с кипу все не так просто...



...Конец XVI в. На завоеванных землях Южной Америки хозяйничают испанские конкистадоры. Однажды на пути троих испанцев, спешивших по делам, появился пожилой индеец. Судя по одежде, он был представителем местной знати. Завидев чужестранцев, индеец попытался спрятать что-то в складках одежды. Но конкистадоры успели заметить его попытку и, не церемонясь, выхватили у него то, что он пытался уберечь от чужих глаз. К изумлёникг испанцев, в руках у них оказалась связка разноцветных веревочек с узелками. Конкистадоры, удивленно переглянувшись, спросили у индейца, что это такое. Инка, увидев, что деваться ему некуда, с достоинством ответил: «Здесь записаны все дела завоевателей — как дурные, так и добрые».



Очень не понравился такой ответ испанцам. Решено было индейца сурово наказать за дерзость, а «компромат» — таинственные узелки — на всякий случай уничтожить. Так было положено начало повсеместному изъятию и уничтожению уникальных памятников культуры великой цивилизации — образцов узелкового письма инков.



Испанцы объявили кипу объектом языческого поклонения, хотя сами были уверены, что в них содержится важная информация. Но попытки расшифровать ее ни к чему не приводили. Самые видные специалисты по тайнописи безуспешно бились над узелками.., А ведь у самих инков были специальные люди — кипукамайоки (хранители кипу), которые могли получать необходимую информацию, с невероятной скоростью перебирая пальцами узелки. Но они нерушимо хранили свои тайны.



Тогда и появилась среда европейцев легенда, в которой говорилось о том, что кипу не что иное, как проклятие завоевателям, созданное хитроумными инками в отместку за разрушенное государство.. Постепенно все успокоились на том, что кипу является всего лишь декоративным элементом, одежды. В крайнем случае — примитивной системой счета («узелки на память»).



Начало планомерному изучению кипу было положено только в 1923 г., когда узелками заинтересовался историк Лиланд Локк. Он полностью отверг мнение о декоративности кипу. Но Локк рассматривал узелковое письмо только как способ передачи математических данных, и понадобился не один десяток лет, чтобы изменить этот взгляд. Сейчас многие ученые полагают, что цветные узелки инков постепенно развивались в сложную систему трехмерной письменности (наподобие азбуки БрайЛя).



На сегодняшний день в музеях и частных коллекциях находится всего лишь 600 чудом сохранившихся экземпляров древнего кипу: Археолог Корнельского университета Роберт Асчер считает, что около 20% из них не являются числовыми. Еще в 1981 г. он высказывал предположение, что кипу — это особая форма письменности. По подсчетам ученых, кипу содержит около полутора тысяч единиц информации — отдельных знаков. То есть немногим больше, чем в шумеро-вавилонской клинописи, и почти вдвое больше, чем в египетской иероглифике или иероглифах майя.



Математики определили, что при создании кипу инки использовали бинарную кодировку, наподобие той, которая лежит в основе современных компьютерных языков. Неужели представители древней цивилизации создали веревочный компьютер?! Ученые также полагают, что если кипу — действительно форма письменности, то она не передает обычную разговорную речь, а является чем-то вроде нотной записи или того же компьютерного кода.



Уже упоминавшийся Гари Уртон в своей книге утверждает, что по меньшей мере дюжина древних документов, относящихся к истории инков, переведена на письменный язык с кипу. Загвоздка только в том, что никому пока не удалось определить, какие именно документы с каких именно кипу переведены.



Расшифровка кипу предоставила бы ученым поистине уникальные возможности для подробного изучения истории и культуры империи инков, остающейся на сегодня одной из самых таинственных цивилизаций. Поэтому попытки расшифровать узелковое письмо не прекращаются.



Заканчивает работу над книгой, посвященной кипу, Гален Брокоу — сотрудник отделения романских языков и литературы в Колледже искусств и наук при университете В Баффало.



Опираясь на выводы Уртона, Брокоу пришел к мнению, что первым шагом к пониманию кипу должно быть сравнение сохранившихся образцов кипу с инкскими хрониками. Книга, в которой Брокоу исследует знаменитую хронику Гуаман Помы, которая, как он считает, была переведена с кипу, обещает стать настоящей сенсацией.
________________________________________________________________
________________________________________________________________

Глава 5. Почему инки боролись с грамотностью?





Тауантинсуйю было самым неграмотным из всех государств древнего мира, аналогичных по уровню социально-экономического развития. Все население страны было неграмотным в буквальном понимании этого слова, а последнего грамотного тауантинсуанца просто сожгли на костре. И сожгли именно за то, что он был грамотным. Да и как можно быть грамотным, если нет письма?

Даже страшно себе представить всю чудовищную нелепость ситуации, когда все, буквально все нужно говорить вслух, чтобы это «все> стало достоянием хотя бы еще одного человека. Написать нельзя. Прочесть нельзя. Тайно оповестить нельзя. Подробно изложить нельзя. Составить тезисы для выступления нельзя. Заготовить речь нельзя. Даже списать нельзя. А как быть в случаях с плагиатом? Как доказать, кто у кого и что именно подслушал, чтобы выдать за свое?

Говорят: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». В Тауантинсуйю все слова порхали, как воробьи. Казалось бы, отсутствие письма гарантировало их неуло-нимость, однако в умелых руках сынов Солнца такая неуловимость слова легко могла стать своей противоположностью. Вот почему в империи инков слов на ветер не бросали. Сыны Солнца не любили этого.

Но письмо — явление стадиальное, и если с этих позиций рассматривать случай с Тауантинсуйю, то отсутствие письма у инков требует... доказательств.

Прежде всего государственное устройство, подобное царству инков, не могло существовать без фиксации устной речи. Не нужно обладать специальными знаниями, чтобы убедиться в этом. Задайте себе вопрос: как уберечь от искажения некое распоряжение, которое следует передать в возможно короткий срок из Куско, например, в Кито, если нет письма?

Конечно, человеческая память достаточно надежный хранитель информации и можно поручить специально потренированному запоминалыцику дословно воспроизиссти любой по величине и содержанию текст. Правда, nu'Cb не обойдешься без потери времени, да и сам сочинитель текста должен знать его наизусть, чтобы обучить ему запоминалыцика. Это непростая проблема, особенно для Тауантинсуйю, где единственным средством переноса информации был человек. И вот почему.

Представим себе, что интересы государственной важности'требовали срочно передать из Куско в Кито сообщение, по которому мог принять решение только правитель. Эти города разделяло расстояние примерно в две тысячи километров. Курьеры-часки преодолевали его за пять суток. Они бежали день и ночь, передавая друг другу эстафету, пробегая в среднем участок дороги длиною в пять километров. Следовательно, каждый из них преодолевал свой участок за 18 минут. Это медленнее, нежели нынешний рекорд мира на ту же дистанцию — 13 минут 12,9 секунды. Но рекорд был установлен на стадионе со специальным покрытием, а часки бежали по горным дорогам, изобиловавшим крутыми спусками и долгими подъемами, и бежали в любую погоду.

Можно предположить, что часки обучались не только бегу, но и заучиванию наизусть текстов. Если на это уходило только две минуты, то тогда все четыреста курьеров должны были бежать со скоростью нынешнего чемпиона. Четыреста рекордсменов — не многовато ли для одного царства?

Сокращение наполовину длины этапа увеличило бы: скорость бега, но не вдвое, а гораздо меньше, зато вдвоеj возросло бы число потерянных на заучивание минут.] При этом возможность искажения текста возросла бьц до 1600 случаев, поскольку каждый из 800 часки имел] бы дело с текстом дважды: запоминал его сам и помо« I гал запоминать другому курьеру. В жизненно важ-; ных делах — война, мятеж вассалов — такое недопустимо.

Мы взяли только один возможный случай. Он со всей; очевидностью показал, что в конкретных условиях Та-| уантинсуйю одна лишь речь не могла удовлетворить гоЧ сударственные нужды, связанные с доставкой информа*. ции. Отсюда следует вывод: коль скоро царство HHKOEJ просуществовало не один десяток лет и погибло не 01 всеобщего хаоса, в Тауантинсуйю действовала какая-т< система фиксации речи либо содержавшейся в ней и№

формации.

Так оно и было. В Тауантинсуйю существовало та) называемое «узелковое письмо», или кипу (на кечуа) Но прежде чем перейти к рассказу о том, как им польпопались, мы хотим высказать свои соображения, почему у инков не было письма.

Начнем с того, что и сегодня в строго научном плане нельзя говорить, что у инков не было письма. Корректнее сказать: письмо или иная возможная разновидность фиксации устной речи не обнаружены, а это заставляет предполагать, что у инков не было письма. Однако есть прямое указание хрониста Монтесиноса, что у инков был период, когда они имели свою письменность. Монтесинос дает ее название на кечуа — «кель-ка» и сообщает, что инки запретили пользоваться письмом. Хронист сообщает подробности появления запрета: в царствование Инки Тупака Каури Пачакути (напомним, что в капаккуне Монтесиноса 104 имени инков-правителей) несколько провинций не поддались на уго-норы инков и не присоединились добровольно к их царству. Тогда были совершены великие жертвоприношения, чтобы посоветоваться с Илья Тиси Виракочей. Ответ был один: причиной «заразы» были письмена, которыми не следует больше пользоваться.

Тупак Каури Пачакути тут же издал закон, запрещавший под страхом лишения жизни «пользоваться кельками, которые являлись пергаментами и определенными листьями деревьев, на которых писали». Постановление правителя исполнялось с такой точностью, что после того случая «перуанцы никогда больше не пользовались письмом.

Напрашивается только один ответ: инки нашли, изобрели или заимствовали некий заменитель письма, который их полностью удовлетворил. Таким заменителем

оказалось кипу.

С большой долей уверенности можно сказать, у кого именно могли заимствовать кипу сыны Солнца: на рисунках, оставленных мочиками, мы видим фигурки стремительно бегущих людей, сжимающих в руке предметы, весьма похожие на кипу.

Теперь остается выяснить, могло ли кипу заменить письмо и имело ли оно какие-то преимущества, которые сыны Солнца не просто заметили, но и использовали в своей государственной деятельности.

Начнем с преимуществ кипу, ибо они лежат прямо на поверхности. В царстве сынов Солнца любое послание передавалось только с помощью часки. Если к этому добавить, что послания-эстафеты иногда доставлялись сотнями людей, преодолевая при этом сотни и тысячи километров пути, станет очевидным, что пергамент или листья деревьев, служившие для инков бумагой, превращались в весьма неудобный багаж, ибо правителям не подобает вручать помятые или скомканные послания.

Между тем кипу — только моток нитей из шерсти или хлопка. Он легко размещается в любой сумочке (у инков не было карманов на одежде). Кипу можно складывать, мять и даже комкать, правда не слишком усердно, чтобы не развязались узлы. Но потрясите немного этот пучок нитей, и ни один даже самый прозорливый правитель не догадается, что творилось с кипу »о время его доставки. Укладывая в сумочку кипу, важно было помнить одно: нити не должны спутаться, а шерсть — сваляться, если путешествие оказывалось долгим. Все было предельно просто, если проявить элементарное внимание, а подданных сынов Солнца не нужно было даже предупреждать об этом. Напомним, что наиболее популярным наказанием была казнь.

Таким образом, кипу обладало решающим преимуществом в деле доставки срочных сообщений в условиях Тауантинсуйю.

Теперь обратимся к более важному вопросу: могло ли кипу заменить письмо если не как эквивалент речи, то для передачи содержащейся в ней конкретной информации?

Здесь не может быть двух мнений: бесспорно, могло. Мы составили условное кипу из элементов, которые описаны теми, кто пользовался кипу в жизни. К числу таких элементов относятся: 1. Шнур — основа кипу. 2. Нить-подвеска 1-го порядка (крепится на шнуре). М. Нить-подвеска 2-го порядка (крепится на предыдущей). 4. Нить-подвеска 3-го порядка (крепится на предыдущей). 5. Вспомогательная нить-подвеска (крепится на других нитях). 6. Знак—определитель содержания кипу. 7. Узел простой — бывает до девяти штук на ни-III. 8. Узел «фламандский» — до девяти штук на нити. Я. Узел сложный — до девяти витков каждый. Цвет нити также передавал содержание кипу. Мы обнаружили 13 разных цветов, включая оттенки. Встречаются одно-, двух- и трехцветные нити. Других сочетаний цветов не бывает.

Подсчет на ЭВМ показал, что только одно кипу, со-пн пленное из перечисленных элементов (включая цве-isi нитей) с тремя нитями— подвесками первого порядим, дает 365 535 720 353 комбинации! С введением чет-иертой и последующих нитей число комбинаций стремительно возрастает. Между тем в храме Пачакамака было найдено кипу, которое весило шесть килограммов. Подобный моток шерсти соединит Москву с Ленинградом. Такое кипу вполне могло содержать информацию, сопоставимую лишь с многотомным статистическим справочником.

Однако какую информацию содержали инкские кипу? Или, быть может, кипу передавали звуковую речь и в этом случае мы имеем лишь своеобразную форму ее фиксации? Ведь число полученных нами комбинации подтверждает такую возможность.

Практически все хронисты и современные исследователи считают, что кипу содержали и фиксировали только цифровые данные. Правда, в кипу записывалось буквально все, что поддается подсчету, начиная от населения царства, как об этом уже говорилось, кончая его природными богатствами, с указанием количества плодоносящих деревьев и даже крупных диких животных, которых отлавливали во время знаменитых «царских охот».

К сожалению, о технике и методах конкретных записей в кипу мало что известно. Мы знаем, например, что узлы были единицами счета, который велся десятками, — отсюда не более девяти одинаковых узлов на одной нити. Десятый узел означал бы появление десятки, которая была начальной единицей следующего порядка и располагалась на нити выше. Над десятками стояли сотни, затем тысячи и так далее. Иными словами, в кипу цифровые знаки-узлы располагались вертикально и снизу вверх от единиц к десяткам и сотням. Видимо, такую же роль играли и сложные узлы.

В кипу должны были фиксироваться однородные предметы. Мы имеем тому прямое доказательство в перечне оружия. Известен и принцип их фиксации: на первом месте всегда ставился самый главный или важный из перечислявшихся предметов. В случае с оружием, как мы помним, инки начинали счет с длинных пик. Следует предположить, что при подсчете запасов продовольствия первой всегда указывалась кукуруза, за которой наверняка шел картофель.

По этому принципу можно выявить и многие другий предметы, которые возглавляли списки-перечни в кипу, но сегодня это мало что даст, поскольку сохранилось слишком незначительное число самих кипу — исходного материала для дешифровки и «прочтения» этой формы фиксации информации. К тому же нет данных, которые раскрыли бы принцип составления (и составления из никого материала?) знаков — определителей содержания конкретно взятого кипу. Можно достаточно точно подсчитать, сколько единиц зафиксировано в данном кипу, но что это за единицы или единицы чего, отвечал только чиак-определитель: «кусочки материи», «палочки» и тому подобное. Что конкретно чему соответствовало, остается тайной.

Оно выведено почти исключительно из умозрительных! построений автора, однако наша гипотеза получила^ поддержку двух авторитетных перуанских исследовате-1 лей — Виктории де ла Хара и Карлоса Радикати (последний исследовал и детально описал практически все' дошедшие до наших дней кипу).

Итак, что мы знаем сегодня о кипу? Во-первых, с их помощью фиксировалась, хранилась и передавалась ин-1 формация, отражавшая практически все стороны жизни Тауантинсуйю. В кипу была заключена вся статистика' царства; она охватывала все, что поддавалось обсчету. Инки пользовались системой фиксации данных, различая свои записи в кипу по какому-то заранее разработанному и единому для всей империи коду. Это приводило к значительно большей емкости самих кипу. Мож* но предположить, что вся информация сводилась вместе в «общегосударственном кипу», в пользу чего говорит

находка в Пачакамаке.

Как показали подсчеты, емкость .кипу была практик чески неограниченной. Инки могли фиксировать в них любые цифровые данные на малом по объему (по дли-* не) материале. Это была вторая особенность кипу.

Утверждения хронистов, что кипу было способно пе| редавать сложные понятийные построения, а также оМ дельные элементы звуковой речи (имена собственш названия), ясно указывают на то, что инки как-то пр« способили кипу для хранения такой информации: текст| законов, описания обычаев, исторические и героически поэмы и легенды.

Но главной особенностью была абсолютная привяза! ность кипу к человеку, специально обученному работ с ним. Без кипукамайока кипу превращалось в клубо простых нитей.

Испанцы, столкнувшиеся в реальной жизни с кип) были буквально потрясены той быстротой и точностьк с которой им выдавалась информация. Взяв кипу в pj ки, кипукамайок сразу же начинал читать содержат-} юся в нитях и узлах информацию. Голос едва успевал as взглядом и движением рук. Это звучит несколько гр бо, но кшгу и кипукамайок были единым устройства двумя деталями «машины памяти», которая превраь лась в ничто, если одна из них отсутствовала.

Все это наталкивает на мысль, что в случае с речь шла о живом «счетно-вычислительном устройстн в которое была заложена предварительно зашифрован математическими знаками информация. Естественно, что математическую обработку материала вел сам кипука-млмок, и делал это устно и вручную. Точно так же устно II иручную информация извлекалась из кипу. Не вызы-и.к г сомнений, что запустить «машину памяти» могли щлько инки, ибо она была создана исключительно для обслуживания их государственного аппарата.

Кипу оказалось настолько удобным и в этом смысле полезным для управления таким гигантским государ-i i ном, как Тауантинсуйю, что сыны Солнца пошли на запрещение громоздкого письма, дабы полностью расчи-i i ить дорогу кипу. С позиций сиюминутных требований начального периода создания царства всех кечуа подобный запрет представляется не только допустимым, ми даже полезным делом, поскольку он давал значи-1сльные преимущества в ведении государственных дел. 11с будем забывать: в течение целого столетия инки вели захватнические войны, требовавшие высокой дисциплины и максимального учета ресурсов. В этой важнейшей сфере кипу, бесспорно, выиграло соревнование у письма.

Только убежденность в серьезных преимуществах шшу могла привести к запрещению письма. Найти же подходящий повод для запрета для сынея Солнца не со-i ишляло труда. Достаточно было, например, обратить-1 ч к главной уаке, а получив желанный ответ — все и /ил и все зло от письма, — утвердить божественную • i птенцию!

Но, обретя благодаря кипу очевидные преимущества и решении государственных дел, сыны Солнца нанесли п. поправимый урон своей духовной культуре. Правда, MI стал ощущаться не сразу, ибо культурная жизнь пропил жала интенсивно развиваться, а изобретательные \ 'iciiue-амауты искали и находили способы закрепления im времени результатов духовного производства своего народа, в том числе в области литературы, философии, пцана и иных его проявлениях.

Гюлее того, нам представляется, что запрещение 111и i.м а могло сыграть в известном смысле даже поло-i тельную роль в плане некоторой демократизации от-'м п.пых направлений творческой культуры. Поясним i in но мысль: в антагонистическом классовом обществе и иг I.мо, как и образование в целом, являлось привиле-'| in й правящих классов. Они не просто охраняли эту привилегию, но и сознательно сужали круг тех, кто мог пользоваться письмом. То была искусственная, но абсолютно реальная преграда в таком виде творчества, как, '■ например, литература. Запрет письма как бы снял ее, ;; поставив в равные условия все слои общества. Он за- j ставлял власти искать пути расширения круга лиц, ко- j торые приняли бы на себя функции хранителей устных | традиций, тех, кто в угоду интересам правящего клана \ распространял эти традиции среди широких масс насе- * ления, например, исполняя на ритуальных праздниках простых общинников инкские таки. И число таких певцов, взятых из простого народа, росло.

Сельские кипукамайоки также не были инками, но по роду своих основных занятий они уже стали отходить от своей естественной среды. Так же обстояло дело и с другими видами творчества, включая гуманитарные науки, если пользоваться современной терминологией. Ибо при всей своей высокой надежности человеческая память способна преподнести малоприятные сюрпризы. 1 От них нужно было застраховаться. К тому же человек ' смертен, и смерть часто приходит неожиданно.

Все это понимали сыны Солнца. Чтобы не утратить накопленные знания, инкам пришлось создать целый институт «живых копий» под строгим контролем официальных властей. Был ли он создан отдельно от института кипукамайоков, или они составляли единое целое, мы 1 не' беремся сказать, но профессиональные запоминаль- ,# щики, как и кипукамайоки, жили в каждом селении. Их * работа высоко ценилась в Куско.

Важнейшей заботой клана правителей являлось также культурное воспитание самих инков. Чтобы выяснить, 1 правильно ли усвоил общинный запоминалыцик подви- I ги и геройские поступки сынов Солнца, сами сыны * Солнца должны были знать их назубок. Это только один пример. Он достаточно убедительно показывает, что заниматься государственной деятельностью даже в «районном масштабе» могли только те инки, которые сами обладали соответствующими знаниями. Вот почему инки придавали большое значение не только военному,! но и гражданскому образованию своего подрастающего* поколения. Еще при Инке Рока в Куско была создана; специальная школа, в которой обучались юные сыны-Солнца.

Очевидно, что людей, талантливых в гуманитарных! науках, в Тауантинсуйю искали точно так же, как ищут! талантливых зодчих, художников, мастеров-ремесленинков. Но талант не подчиняется законам социального рлсслоения общества. Он не желает учитывать происхождение того, кто ему приглянулся. Инки-прагматики не могли не заметить, что здесь их Отец-Солнце допу-«пил упущения. И ради своих клановых интересов, хотя и попреки своим же законам и обычаям, правители Та-улнтинсуйю сквозь пальцы смотрели на то, как размы-илется имперская интеллектуальная элита царства за (чет выходцев из неинкского населения страны. Письмо, будучи привилегией знати, наверняка затормозило fn.i этот процесс.

Известно, что в Куско при дворе сапа инки постоянно находились ближайшие родичи, главным образом сыновья правителей присоединенных к Тауантинсуйю ц.-фств и земель. Они обучались в Куско языку, законам и обычаям сынов Солнца, но одновременно и непро-н шольно им принадлежала выдающаяся роль именно и культурной жизни страны. Все подданные инков были обязаны носить свои «национальные» одеяния, поддерживать свои традиции, как бы воспроизводя в миниа-поре то царство и те земли, выходцами из которых они оыли. Конечно, все это в какой-то своей части носило 1гатрализованный характер. Но не менее бесспорно и к», что организованный сынами Солнца «спектакль» являлся эффективным средством культурного обмена <-|>еди этнически разнородных групп населения Тауантинсуйю. Он создавал хорошие возможности для взаимного и шакомления с проявлениями духовных и общекультур-иих достижений всех этнических групп.

Инки, как мы знаем, отличались веротерпимостью и посприимчивостью к чужим достижениям, если обнаруживали в них полезные для себя элементы. Мы также шлем, что в Куско доставлялись все главные идолы покоренных инками народов. Эти идолы не бездельничали, ибо после признания за Солнцем верховной власти пики не препятствовали поклонению этим божествам. И таких условиях возможность активного культурного "fiMoiia в самом Куско не кажется чем-то нереальным.

Естественно, что этот сложный процесс не следует поспринимать упрощенно. Никто не бегал друг за дру-|ом по Куско в надежде подглядеть некое выдающееся мнчижение соседа, чтобы тут же перенять его. Никто ■ц- рекламировал и свои удачи в надежде, что другие миснят их. Все было гораздо проще и в тысячу раз • ложнее, но сам факт проживания бок о бок стольких разноликих народов, постоянный, практически ежедневный контакт между ними не могли не сказаться на образе жизни каждого из них, на их духовной культуре, на строе мыслей и психологии.

«Сто тысяч домов» и огромное количество дворцов Куско заполняла не одна только знать. Желание показать инкам свою преданность и любовь, богатства своего, царства, в том числе талантливыми людьми, заставляло неинкскую знать приводить с собой действительно выдающихся мастеров своего дела в самых различных сферах культуры, искусства, ремесел. Это был неисчерпаемый источник обогащения культурной жизни страны, ибо то, что признавал Куско, распространялось^ по всему царству.

Нет, мы не знаем имен этих выдающихся мастеров, но они были, не могли не быть, ибо культуру целого: народа не в состоянии создать даже самый всесильный клан правителей.

Если судить по дошедшим до нас остаткам матери-» альной культуры инков, можно прийти к выводу, что отсутствие письма почти не сказалось на развитии научной,: и технической мысли. Конечно, в этой сфере .человеческой деятельности у инков были гигантские бреши, но они больше связаны с природными условиями региона. Но нас интересуют не столько пробелы в знаниях индейцев кечуа, сколько их достижения. Они куда: более ярко и убедительно говорят об уровне их развития.

Можно продолжить перечень достижений гения кечу-пнекого и других народов, нашедших воплощение в по-ьседневной жизни Тауантинсуйю. Зачастую эти достижения обгоняли уровень социально-экономического развития породившего их народа.

К сожалению, о многих успехах индейской науки мы ничего конкретного не знаем. Вернее, мы знаем, что они были, но в чем выражались и кем были созданы, сегодня практически неизвестно. Речь идет в первую очередь об индейской медицине. Трудно поверить, что инки доживали до 150 и даже до 200 лет, как об этом пишут лронисты. Но в «Индийской истории» капитана Сар-мьенто, а также в недавно опубликованных в Перу документах, датированных 1573 годом, фигурируют подписи инков, о возрасте которых сказано, что им было более 90 лет. Они живое свидетельство долголетия, и не как изолированного случая, а целого явления, подтвержденного испанцами. Это был результат индейского прачевания, во многом придерживавшегося принципа профилактической медицины. Некоторые из ее мероприятий или приемов широко известны и практиковались народами других континентов: регулярные промывания желудка и кишечника, строгий пост и другие. Но были и такие, о которых европейцы даже ничего не слышали.

Так, например, Инка Гарсиласо подробно описал, что делали инки, чтобы сохранить в идеальном состоянии свои зубы. Он сам дважды, как того требовало лечение, подвергся этой мучительной пытке, сохранившей ему зу-бы до конца жизни. Лечение состояло в том, что к деснам прикладывался разогретый на огне кусок корня, и котором сок буквально кипел. Десны бывали сожжены, но результат оправдывал страдания" пациента. Описав этот технический прием, хронист не мог сообщить читателю главное: корень какого растения использовали инкские лекари.

Лекари-индейцы с помощью каких-то трав за несколько сеансов снимали бельмо с больного глаза. Они спасали людей, заразившихся трупным ядом, врачевали и другие болезни, которые испанские врачи отказывались лечить.

Потеря индейских методов лечения, равно как и индейских лекарств, произошла непредумышленно. Грохот пушек и полная беззащитность перед стальными мечами заставили индейцев поверить в абсолютное превосходство испанцев во всем. Один из сынов Солнца в беседе со своим родичем-метисом признался, что, если бы испанцы подарили инкам только ножницы, сыны Солнца отдали бы им в знак благодарности все свое золото. Инкам, тщательно следившим за своими короткими прическами, приходилось стричься каменными ножами, причинявшими массу неудобств. Конечно же, здесь очевидное преувеличение, но оно отражает, в какой уродливой форме воспринималась индейцами их техническая отсталость.

Наличие у инков письма не устранило бы этот комплекс неполноценности, но оно наверняка проникло бы, например, в индейскую медицину, и рецепты кечуанских ; лекарей вполне могли бы дойти до наших дней. !| Европейское превосходство в технике и науках, ососвязанных с использованием железа и стали, бук-и.чльно подавило индейскую научную мысль. Когда же 'поди, соприкоснувшиеся с индейскими достижениями, |,н1юмиили о них, выяснилось, что никто уже не знает о таковых либо делает вид, что не помнит старых секретов. Ибо к этому времени испанцы успели превратить-(II из богов-виракоч в тиранов и угнетателей, а таких не посвящают в свои тайны.

Самый жестокий и невосполнимый урон из-за отсут-сишя у инков письма понесли гуманитарные науки и литература. Фольклорное песенно-танцевальное творче-спю пострадало гораздо меньше. Ибо его можно уничтожить только вместе с народом-создателем, однако ис-плнцам так и не удалось осуществить подобное «мероприятие», хотя за годы конкисты и первое столетие колониального владычества земли Тауантинсуйю были буквально опустошены и индейское население сократи-■лось в десять, а по некоторым данным, и в большее число раз! Но народ кечуа выстоял и выжил, несмотря на псе жестокие превратности судьбы. Жив и его фольклор, и котором и сегодня легко угадываются древние традиции, уходящие своими корнями в легендарное прошлое великого индейского народа.

В Тауантинсуйю рядом с фольклорным творчеством существовала иная, хотя также устная, но полностью профессиональная литература. Она носила официальный характер, и ее можно назвать заказной литературой. В роли заказчиков, естественно, выступали сыны Солнца; исполнителями заказов были профессиональные сочинители. Сочинения создавались по утвержденному властями «случаю» и с конкретной задачей.

Подобное творчество не являлось «придворным фольклором», хотя и стоит где-то рядом с ним. Оно должно было воздействовать на самые широкие круги населения, прививая подданным сынов Солнца страх и покорность, любовь и благоговение.

Тематика таких текстосложений могла быть религиозной и светской, но чаще всего она объединяла оба чтих начала, отражая реальное положение дел в царстве. Наиболее популярной формой сочинений были исторические тексты: исторические и героические таки, повествовавшие о деяниях сынов Солнца на войне и в мире. Как свидетельствует один из крупнейших знатоков ксчуанского фольклора, боливиец Хесус «Пара (так считают все ученые), тексты инкских таки до нас не дошли.

И это понятно. С ними были связаны наиболее памятные события из жизни инков, их легенды, божественные предначертания Солнца. Против всего этого беспощадно боролись католические монахи, так удачно прозванные «потрошителями ереси», а по существу, разрушители индейских культур.

Таки и другие тексты хранились в памяти человека. 1 Специально обученные индейцы заучивали эти «песни», за что пользовались особыми благодеяниями. Они, в свою очередь, проявляли заботу, чтобы обучить «песням» собственных сыновей или других способных к этому людей. «И сегодня в среде этих людей, — писал Сье-са де Леон, — рассказывают о случившемся пятьсот лет назад так, словно с тех пор прошло десять лет».

Речь идет, как мы видим, о профессиональных запо-минальщиках. В каждой провинции было несколько таких «певцов», в обязанности которых, по-видимому, входило также и составление самих текстов, хотя вопрос I этот не совсем ясен. Точно такие же запоминалыцики жили и при дворе сапа инки. Там сочинялись главные официальные тексты героических таки.

Известно также, что амауты сочиняли «комедии» и I «трагедии», которые «всегда воспроизводились точно, а их содержание всегда касалось военных событий, тр-и-умфов и величия прошлых королей и других героических мужей». Они исполнялись в присутствии сапа инки и всей знати на особо торжественных празднествах ,' или триумфах по случаю победы сынов Солнца.

В предыдущей главе, воспользовавшись рассказами хронистов, мы побывали на празднике Интип Райми. Такие же, но менее пышные праздники устраивались во времена первых лет колонии, правда, по случаю, не совсем обычному для индейцев, например «Святого тайн- 1 ства». Они проводились на центральной площади Куско, у подножия католического храма. Вместе с испанцами манифестантов приветствовали и сыны (и тот 'момент — середина пятидесятых годов XVI ве-K;I — в Перу было двоевластие).

Индейцы шли колоннами. Каждая, как это было принято во времена инков, представляла свое царство. Перед «трибуной» колонна останавливалась, чтобы сы-i рать каждая свою коротенькую «трагедию», в которой, показывая важный эпизод из жизни народа, манифестанты прославляли себя, а также власти (в данном случае городские). Костюмы индейцев соответствовали одеяниям, утвержденным еще инками.

Празднование на инкский манер «Святого таинства», о нем рассказал Инка Гарсиласо, чуть не кончилось побоищем: когда настала очередь выступать индейцам каньяри, их вождь Чильчи изобразил с помощью инкской символики свою помощь испанцам. Более того, Чильчи вынул спрятанную под плащом голову-муляж пики, которого он сам убил.

Пока испанцы силились понять, что изображают каньяри, инки бросились на обидчиков. Схватив Чильчи, инки «подняли его высоко над землей, чтобы ударить головой об пол», — довольно своеобразный метод миссионерской работы. Только поспешное вмешательство испанцев спасло Чильчи от неминуемой смерти, ибо все остальные индейцы также бросились на каньяри, чтобы отомстить за оскорбление своих бывших господ.

Инка Гарсиласо был очевидцем этого события; на «трибуне» сидел его отец, бывший в те годы коррехидором Куско.

Представления, которые индейцы тогда разыграли перед властями Куско, сопровождались исполнением героических таки инков, но хронист даже не упоминает об их содержании и не пересказывает их текст. И снова с особой остротой ощущаешь горечь утраты этих подлинных документов, которые могли бы многое разъяснить и истории Тауантинсуйю. Нет сомнений, что таки помогли бы понять, какими видели себя сыны Солнца и, что гораздо важнее, какими они хотели представить себя своим подданным и другим народам. Уточним свою мысль, воспользовавшись современной терминологией: героические таки, как мы их понимаем, были официально апробированными текстами, призванными пропагандировать главную идеологическую концепцию сынов <Солнца об их миссионерской деятельности на земле. Каждый из этих текстов в отдельности трактовал какое-то конкретное событие. Собранные вместе, они образовывали официальный вариант истории Куско и царства

инков.

Нет необходимости объяснять, что о подобных документах можно только мечтать. Но мечты остаются мечтами, поскольку таки, как утверждают все авторитеты, не сохранились. И все же...

И все же мне захотелось перепроверить это утверждение, дабы самому убедиться, что действительно в сочинениях XVI—XVII веков об инках и конкисте нет текстов героических или исторических таки.

«Комментарии» Инки Гарсиласо можно было не проверять, ибо, будучи переводчиком этой книги на русский язык, я их хорошо знал, разве что не наизусть. Кроме Инки Гарсиласо, больше и лучше остальных по интересовавшему вопросу написал Гуаман Пома. К нему и следовало обратиться в первую очередь.

Здесь нужно сказать несколько слов о сочинении Гуамана Помы (тем более что мы очень часто ссылаемся на него, и каждая глава настоящей книги начинается с рисунка из рукописи хрониста). Прежде всего хроника Гуамана Помы издана факсимильным способом. Это рукопись, и читать ее в общепринятом значении этого слова почти невозможно. Хронист писал свое сочинение сразу на несколькиях языках, но это не параллельные тексты, а единое повествование, в котором в испанский язык вкраплены слова из кечуа, аймара и других индейских языков и диалектов. Добавим, что Гуаман Пома имел слишком отдаленное представление о правилах орфографии и никакого о синтаксисе. Он пишет слитно конец одного и начало другого слова; ряд сокращений не поддается прочтению и толкуется условно. Это и многое другое превращает чтение хроники в разгадку настоящей головоломки, для которой нет и не может быть кода, поскольку хронист писал свое сочинение, строго придерживаясь принципа «как бог на душу положит».

Теперь вернемся непосредственно к тексту хроники. Гуаман Пома дает уникальную картину праздников Та-уантинсуйю, иллюстрируя свой рассказ рисунками и примерами текстов песен. Но, к сожалению, о героических и исторических таки инков хронист только упоминает. Он говорит, что инки любили распевать на своих самых торжественных праздниках таки, но текстов таки ие дает.

Особого внимания заслуживает все, что хронист написал о чинчах. (Напомним, что его предки царствовали || Чничайсуйю.) Этот материал просто великолепен. Еще р.шыпе мы обратили внимание на то, что Гуаман Пома нашил в качестве главной песни чинчей «атун таки», in есть «главное таки». Поскольку в тот момент пробле-м.| поиска таки инков у нас еще не возникла, мы ограничились тем, что расшифровали и полностью перевели приведенный в хронике пример атун таки чинчей. Форма IIо тскстосложения оказалась типично кечуанской (инк-iMiii). Чинчи, по-видимому, заимствовали ее у кечуа, ли-Пи сыны Солнца сами навязали эту песенную форму им и другим народам, например, обязав их во время всеобщих (читай, инкских) торжеств исполнять в форме таки сноп «истории» и «былины».

По ознакомление с текстом атун таки только еще Польше запутало все дело. Читатель может сам убедиться в этом; вот его текст:

«Эй-эй-эй! На площади Воина, на площади радости, n;i площади могущественного Инки ты всегда был готов получить его поручение. Где ты, могучий, знатный, сильный сокол, могучий лев расы людей из рода Яровиль-ков? Ты, великий вождь, который, когда испанцы направлялись в Кахамарку, представлял персону могущественного короля и императора, доверенным лицом ко-mporo ты был, чтобы стать позднее дедом Гуамана Помы де Айяла, своего внука, прямого потомка, который любит тебя!»

Появление в таки испанцев и прямое указание на i рагические события в Кахамарке, где испанцами был казнен Атауальпа, ясно говорят о том, что это сочинение не является подлинным таки, исполнявшимся при инках. Это сразу же бросается в глаза, заставляя пове-. рить, что мы имеем дело с мистификацией хрониста, стремившегося .с ее помощью возвеличить себя и своих родичей.

Бесспорно, указанный оттенок имеется в тексте таки, но чем больше вчитываешься в него, тем очевиднее становится, что перед нами не фальсификация, а обра-юц текста времен инков, правда подвергнутый редакции. И рассчитан он на читателя-испанца, который плохо или ничего не знал об инкской символике (вспомним случай с празднованием «Святого таинства» в Куско). Пет, Гуаман Пома никого не хотел обманывать своим примером. Просто он «испанизировал» некоторые детали текста, а также показал, как, употребляя какие слова и образы, во времена инков изложили бы хорошо знако* \ мое всем испанцам событие — ожидавшуюся встречу? в Кахамарке.

Если же в тексте заменить некоторые слова и изло-; женную там ситуацию, то мы получим вполне возмож-; ный и в этом смысле реальный вариант текста таки времен инков:

«Эй-эй-эй! Эй-эй-эй! На площади Воина, на площади Ликования — Хакуай пата, на площади могущественного сапа инки ты всегда был готов получить его поручение. Где ты, могучий, знатный, сильный Гуаман-Сокол,' могучий Пума-Лев расы людей из рода Яровильков? Ты,; великий вождь, который, когда послы взбунтовавшегося острова Пуны покорно шли в Кито, представлял персону могущественного Инки, доверенным копьем которого ты был в Чинчайсуйю, чтобы стать дедом молодого Гуамана Помы, твоего внука, прямого потомка, любящего тебя».

Реконструкция ситуации, при которой подобный таки мог бы быть произнесен, выглядит так:

На празднике Интип Раймн в Куско царство людей; чинча представлял молодой Гуаман Пома из царского рода Яровильков (его отец умер, так и не успев стать" правителем чинчей). Встав перед золотым троном правителя царства, на котором восседал Уаокар, Гуаман Пома, второй человек в Чннчайсуйю, как того требовал обычай, рассказал таки не об Инке Уаскаре, а о его отце Инке Уайна Капаке, а также о подвиге своего деда, подавившего бунт в Чинчайсуйю, когда Уайна Капак вел переговоры с послами острова Пуны, где были коварно убиты сыны Солнца, помогавшие жителям Пуны научиться поклонению Солнцу. Куско очень высоко оценил подвиг Гуамана Помы-деда.

Предложенная реконструкция частично опирается на реальные факты (убийство жителями Пуны губернаторов Уайна Капака и жестокое подавление этого восстания, бунт в Чинчайсуйю) и на домыслы автора книги (подавление бунта дедом хрониста Гуамана Помы). Она учитывает и особенности текста приведенного хронистом таки. Кроме того, мы соблюли запрещение прославлять здравствующего правителя и касаться его дел.

Теперь несколько слов о самих таки (поскольку у нас есть целых два их «образца»). Прежде всего поражает их информативная емкость. . При столь малом i i тесном материале в таки изложено многое из того, •ни прошло мимо некоторых многотомных хроник ис-ii.ui пев.

Во-первых, здесь ясно показана важная часть об-iiii-i•! иенной структуры царства, подтверждающая клас-''m,iii характер созданного инками общества. Она выражена и в виде прямой зависимости подданных от сапа пики, в их беспрекословной готовности служить подлинным хозяевам страны. Но таки подтверждает особую и и.чжную роль, которую играла в жизни царства не-пнкская знать, а также сам факт ее сохранения и ис-ип.чьзования сынами Солнца. Об этом, в частности, го-н>рит титулы и имена-прозвища местных правителей: (исправные и лишенные всего подданные не станут назы-п.| Hi себя «соколами» и «львами», да и правители не по-|ернели бы рядом с собой подобных «зверей», если бы ie не имели на то права.

Во-вторых, таки предельно лаконично излагают конкретные исторические события, в которых показаны деяния инков, а также их подданных. Они показывают, чем именно был занят сапа инка (ожидал встречу с по-елами испанцев) и его «второй человек» из одного из четырех суйю (заменил своего господина, а значит, и защитил его интересы во время его отсутствия).

Мы знаем, что на больших торжествах каждое царство докладывало рапорт-таки правителю Тауантинсуйю. Учитывая емкость таки, а также особенности языка кечуа, который сам по себе отличался большой выразительностью (достаточно вспомнить пример со словом «пача»), трудно себе представить, какие потери понесла историческая наука, лишившись инкских героических и исторических таки. Потери невосполнимые.

Конечно, некоторую компенсацию этих потерь мы имеем в хрониках периода конкисты и первых лет колонии. Ибо все, что известно об инках, мы узнали из этих единственных письменных источников о царстве Тауан-тннсуйю. Известно, что информаторами хронистов были инки. Вот почему естественнее всего предположить, что они рассказывали им то, что знали сами, а знали они свою историю в форме таки, соединенных вместе каким-то специальным образом. Не менее естественно и то,, что хронисты-испанцы, а они составляют подавляющее большинство, редактировали на свой лад и в угоду своим интересам (которые не всегда совпадали с интересами исторической истины) попадавшие в их руки инкские «материалы», больше похожие на сказки и легенды, нежели на подлинную историю сынов Солнца. Даже метис Инка Гарсиласо называет рассказы своего дяди-инки «сказками» и («легендами», правда выражая при этом искреннее сожаление, что слишком мало уделил им внимания в детстве, отчего память не сохранила многие из них.

Жаль, очень жаль! Ибо то, что хронист из Куско не забыл и записал в своих «Комментариях», ближе всего к подлинным историям и легендам самих сынов Солнца, ближе всего к документам (без всяких кавычек) Та-уантинсуйю, в которых хранилась официальная история инков. Ближе, но это еще не оригинал, вернее, уже не оригинал. Ближе, но не подлинник. А подлинника нет, и вряд ли он будет когда-либо восстановлен. И все же именно «Комментарии» Инки Гарсиласо ближе всех остальных хроник к сводному тексту исторических таки. Мы даже допускаем, что какая-то их часть дословно воспроизводит рассказы пиков. Это, бесспорно, ставит «Комментарии» в особое положение именно благодаря своему подлинному, достоверному происхождению.

Утрата или запрещение инками письма нанесли знаниям о царстве сынов Солнца жестокий и ничем не компенсированный удар. Никакие бюрократические и административные ухищрения не могли заменить столь принципиально важный элемент культуры, как письмо. И главный урон понес не фольклор, а официальное исторически-литературное творчество, активно культивировавшееся властями Тауантинсуйю. По иронии судьбы, оно погибло вместе с теми, кого должно было защищать.

Вместе с таки погибли и более крупные формы литературного творчества. Речь идет о драматургических произведениях, о существовании которых мы знаем не только от хронистов. До наших дней дошли, по крайней мере, две кечуанские драмы, хотя не все исследователи относят время их создания к доиспанскому периоду. Первая и наиболее выдающаяся из них называется «Ольянтай» или «Any Ольянтай». Она написана рифмованными стихами на кечуа. Известный миру вариант «Any Ольянтай» был обнаружен в первой половине XIX века; полный текст драмы был опубликован в 1853 году. Другая драма «Уткха Паукар».

Нельзя не отметить, что ни один из авторов XVI— XVII веков не упоминает в своих сочинениях именно эти драмы, однако почти все они говорят о большой склонности индейцев к театрализованным представлениям и их очевидных актерских способностях, прямо увязывая данное явление с культурной жизнью Тауантинсуйю.

Отсутствие письма, конечно же, нанесло инкской драматургии, как и устному исторически-литературному творчеству, самый большой и непоправимый урон. Ибо нет и не может быть сомнений в том, что такая выдающаяся цивилизация Древней Америки, как цивилизация кечуа, опиравшаяся на творческий гений своего народа, могла создать драму, подобную «Any Ольянтай». И не одну, хотя не все они должны были быть кечуанскими «Гамлетом» и «Борисом Годуновым».

Было бы несправедливо лишить читателя удовольствия познакомиться хотя бы с несколькими небольшими отрывками из «Any Ольянтай». (Перевод на русский язык принадлежит Ю. Зубрицкому.) Вот как обращается к Солнцу верховный жрец инков:

Солнце вечное! Тебе я Шлю восторги, изумленье, За твоим следя движеньем, Лежа ниц и встать не смея.

Белых лам большое стадо Будет в праздник твой убито, Ик пожрет костер сердито В честь тебя! Тебе в отраду!

Как видим, здесь все соответствует установленным инками порядкам: на солнце было запрещено смотреть, и потому ему поклонялись «лежа ниц», в жертву приносились белые и черные ламы (правда, черные ценились выше, ибо у белых лам, как объясняет Инка Гарсиласо, нос был черным), к солнцу уходили через огонь.

Конфликт драмы порожден социальным неравенством: вождь народа Анти полюбил дочь Инки Пачаку-тека, что считалось богохульством и великим преступлением (особенно после того, как она родила от него девочку). Когда Ольянтай перечисляет свои подвиги, желая напомнить Инке Пачакутеку о своих заслугах, выясняется, что он сыграл важную роль и в разгроме чанков. Но здесь Ольянтай явно переусердствовал:

И, всегда сражаясь смело, Я тебя пладыкой сделал' Над бескрайнею страною. Ты мне дал награды, Инка, Дал высокие отличья, Я обрел в тебе величье. Но, как прежде, я пылинка, Я ничто перед тобою.

Но правители не очень любят, когда им напоминают о чужих подвигах и заслугах. Так оно и- случилось: Пачакутек не простил святотатства, и Ольянтай вынужден бежать, чтобы спасти свою жизнь. Драма заканчивается благополучно для главных героев, им помогает смерть Пачакутека.

Интересная деталь: не забыта в драме и концепция о миссионерской деятельности сынов Солнца.

Драма «Any Ольянтай» своим фактологическим материалом не противоречит тому, что мы сегодня знаем о царстве инков. Более того, вся духовная атмосфера драмы настолько близка к той картине, которая вырисовывается со страниц хроник, что трудно усомниться в подлинности этого произведения.

Отсутствие письма у инков привело к потере еще одной и достаточно реальной возможности сохранить хотя бы частично образцы исторического литературного творчества периода Тауантинсуйю. Речь идет об отсутствии у инков и других кечуа, навыка письма. Утверждать подобное дает нам право история и ^характер 'конкисты древних майя. Жречество и знать майя умели писать, ибо у них было свое письмо. Видя, как сгорают на кострах аутодафе священные рукописи, майя не побоялись переписать латиницей свои книги, чтобы сохранить их от уничтожения. Так до нас дошли «Книги ЧилашБалам».

Между тем, если исключить драму «Any Ольянтай», в сфере профессионального литературного творчества инков имеется такая зияющая пустота, что невольно зарождается мысль и даже убеждение: сынам Солнца перенесение на бумагу их произведений должно было казаться святотатством и страшным преступлением. Только так можно понять и объяснить, почему никто из инков даже не попытался записать свои таки, когда были еще живы и сами инки, и их «машины памяти».

Но вот под ударами стальных мечей конкистадоров, в пламени костров аутодафе рухнуло царство Тауантинсуйю. Междоусобная война и европейское завоевание унесли жизни сотен тысяч верных слуг инки. Среди них находились и запоминальщики, которым сыны Солнца, слишком уверовавшие в свое всемогущество, доверили хранение одного из самых главных, самых важных и, несомненно, самых прекрасных проявлений культуры великого индейского народа кечуа.

Не позаботились о сохранности духовной культуры завоеванного ими народа и новые хозяева страны. Одним было не до этого — они едва успевали воевать и разрушать. Другие, сами неграмотные и темные люди, просто не поняли, что, помимо золота, в мире есть нечто не менее ценное. Третьи все понимали, но они затем и пришли, чтобы освободить Новый Свет от подобной нечисти и дьявольских проделок. Они были потрошителями ереси и потрошили все, включая самих «неверных», ради торжества истинной веры...

Когда же кое-кто из испанцев и метисов, таких, как Инка Гарсиласо, спохватился, было уже поздно. «Память дарит мне одну подобную песню», — с тоской и горечью напишет хронист в своих «Комментариях».

Только одну из тысяч! Печальный урок преподала история всему человечеству на примере инков-прагматиков.

Но народ кечуа, творец и созидатель своей.высокой культуры, вопреки жестоким преследованиям пронес через пламя конкисты и годы колониального гнета великолепные образцы своего творчества периода Тауантин-суйю, ставшие неотъемлемой частью культуры перуанского народа, его богатого и прекрасного фольклора.

Вот та единственная песня, которую сохранила память хрониста из Куско. Это арави, жанр любовной лирики, исполнявшейся в сопровождении флейты:

Рядом, близко Ты заснешь, В полночь Я приду.

Гуаман Пома также приводит уникальные примеры песен индейцев Тауантинсуйю, в том числе и ритуального характера: «Творец Человека, Творец Пищи, Начало Мира Уиракоча, Бог, где ты? Освободи свои воды, пусть для нас пойдет дождь».

Рядом с этой мольбой, носившей сугубо практический характер, стоит стихотворение «концептуального» плана. В нем пример философского осмысления причин вторичного порядка, приводящих в действие явления природы (как их понимали инки). Его сохранил для нас Инка Гарсиласо:

Брат принцессы, Забавляясь, Разбивает Дно кувшина, И отсюда Грохот грома, Вспышки молний. Ты, принцесса, Шлешь нам воды Струй небесных,

Иногда же Градом сыплешь, Снегом сыплешь. Нас создавшим, Давшим жизнь нам Виракочей Был, принцесса, Вечный жребий Твой назначен.

(Перевод П. Пичугина)

Инки сумели придать вид торжественного праздника своим трудовым повинностям, в частности севу и сбору урожая. В них принимало участие все население империи, включая сапа инку. Правда, у сынов Солнца было собственное поле — Колькампата. Именно здесь, взрыхлив землю священной для инков земли Куско своей такльей — ручной мотыгой с упором для ноги, Инка высевал первое зерно кукурузы. Здесь же правитель срывал первый початок. Это был важный и обязательный ритуал инкского язычества.

Работа на полях Солнца и Инки была коллективной, а трудовые песни исполнялись хором. Работать были обязаны лишь сами пурехи, но они выходили на поле со своей семьей — песня отразила и это. Хор мужчин пел основной куплет. Женщины и дети исполняли припев.

Мужчины: Эй, победа! Эй, победа!

Вот мотыга, здесь борозда!

Льется пот, устали руки!

Припев: Хвала, мужи, хвала!

Собрав нехитрый инвентарь, пурехи возвращались в свое селение, хором восхваляя доброту, благородство, сердечную заботу великого правителя о простом человеке.

Впрочем, так ли все это было в реальной жизни государства инков, покорившего десятки царств и народов?..