СИРОТ ОБИЖАТЬ - СВОЕ ЛИЦО ПОТЕРЯТЬ!

СИРОТ ОБИЖАТЬ - СВОЕ ЛИЦО ПОТЕРЯТЬ!

Верунька и Любушка еха­ли в деревню к тетке с душевным трепетом. Как встре­тят их там? Не обидят ли, ведь заступиться за сирот было бы некому. Два месяца назад схо­ронили они свою мать, един­ственную в мире заступницу, а после того оставаться в городе стало и незачем, и голодно. На что девчонки в городе жить-то станут? Сродственников у них в городе не было, а сколько можно чужих-то людей своими заботами тяготить?

Мамушка, царство ей небесное, хорошей портнихой была, вот семью после смерти отца и тянула одна. А как захворала, так и пришлось накопленные денежки проедать. А там и на похороны деньги понадобились. Вот девчонки и остались без опоры и надежи, что из нужды сами выберутся.

До 40 дней не хотели дом свой покидать, все надеялись, что навестит их мать, хотя бы во сне, а приснится. И приснилась. Верунька сразу Любушке сон свой обсказала: велела матушка им с сестрой к тетке в дальнюю деревню уезжать. Девчонкам прошлой зимой исполнилось по 14 годков, а душою они были верую­щими да совестливыми. Вот и решились мамушкин завет исполнить. Пол-избуш­ки, в какой проживали, соседке Акулине Ивановне в счет долгов отдали, а ве­щички в узелки собрали — вот и готовы.

Акулина-то Ивановна слезьми умывалась, когда сирот на чужбину провожа­ла, и денег немного дала, и пирогов в дорогу напекла, больше она ничем помочь не умела. Добрались Верунька да Любушка до деревни той и явились к тетке родной. Тетка Даша оказалась бабой серьезной и нравом суховатой, но девчонок приняла, об мамке покойной расспросила да в избе им уголок отгородила.

Жила она без мужа уж много лет, как ее Илья в реке утоп. Только от домаш­них забот Дарья не плакала, рук себе от горя не заламывала, а за двоих работать начала. Вот и все дела. Работала-старалась не только для себя: единственная дочка в доме была, Зойка семнадцатилетняя.

Тетка Дарья сама и дочь воспитывала. И за мать, и за отца ей была. Красивой девка Зойка выросла, только нравом не больно легка. С матерью Зойка-то ладила потому, что сама в избе больше помалкивала, в ссоры-раздоры не вступала. Но нрав тяжелый и уж больно вредный имела. Верунька с Любушкой это на себе испытали.

Поначалу-то все ладно было. Зойка сирот не обижала, даже ласкова с ними бывала. Только советы ее да слова девчонкам как-то боком выходили... И Ве­рунька и Любушка понимали, что у тетки Дарьи они живут за ради Христа, оттого и рвались сами по хозяйству да дому подсобить. Только вот не жили они прежде-то в деревне, к тутошней жизни еще не приноровились. Оттого и прихо­дилось за всяким делом совета спрашивать. А у кого?

Тетка Даша своих полей-лугов не имела, оттого на чужих людей и батрачила. А дома — Зойка одна. Ну, та и помогала девчонкам в деревенской-то жизни разобраться. Помогала не как могла, а как хотела. Первой-то Любушка оскан­далилась. Привела ее Зойка в огород и советы дает: мол, надобно прополоть тебе эту вот грядку. Тут, говорит, у нас тыква посажена, только ее пока не видать. Зато трава из земли прет — только успевай выпалывать. Вот и велела грядку-то девчонке прополоть, траву подергать. А сама ушла в дом: там ведь тоже — работ, полон рот. Любушка с раннего утра как полоть грядку начала, так до обеда спины не разгибала.

А тетка Даша, как грядку пустую увидала, чуть не заплакала: «Зачем же ты всю морковь-то повыдергала?!» Так какая же это была морковь? Так, трава!? Вот Любушка, оказывается, что полола-то?.. Тетка потом дня два с девчонкой не разговаривала да еще и пересеивать заставила. Правду сказать, Зойка тогда за девчонку перед матерью заступилася: мол, с непривычки это... Только Любушке- то от таких слов было не легче. Себя она перед теткой оправдывать не стала, но призадумалась: и зачем Зойке было врать, что тыква на грядке растет? Она-то ведь — деревенская, знала, что там морковь. Посмеяться, что ли, захотела?

А в другой раз уж Верунька всю ночь проревела. Ее и вовсе тетка ни за что, ни про что отругала. Зойка велела ей поленницу дров на новое место переложить. А там, говорит, грядку под огурцы делать станем. Любушка еще удивлялась: кто же возле стены сарая грядки сооружает? Там ведь темно. Но дело сделала. Уж к обеду с дровами управилась, правда, с непривычки-то и спина гудела, и в голове били колокола. Но поленницу дров перетаскала и даже на прежнем месте подмела.

А тетка Дарья, как увидала её работу — руками всплеснула. Мол, только глупая девчонка могла сообразить поленницу дров возле бани сложить. Захо­чешь печь истопить — через весь огород, что ли, бегать?.. Уж затемно было, когда Верунька обратно к сараю все дрова перетащила. Но и она тетке Дарье на Зойку не жалилась. Молча обиду стерпела, только ночью в подушку ревела.

Каждое воскресенье, как при мамушке заведено было, сестренки в церковь на службу ходили. Только теперь уж пешком да за 5 верст. Но ни одной воскресной службы не пропустили. Тетка Дарья это одобряла и только иногда вздыхала: «Эх, грехи наши тяжкие!.. Надо бы и нам, Зойка, в храм-то сходить. А то живем, словно нехристи!.. »

Вот и наступил Петровский пост. Любушка да Верунька навыкли трудиться и в огороде и в избе, зря-то хлеб теткин не ели. Может, и Зойка девчонок-сирот пожалела да в своих проказах покаилась? Только раз принесла она им целый ворох картинок бумажных. Мол, наклейте на стену в своем уголке. Все веселее станет. А в клей из крахмала, говорит, яичка два-три разбейте. Тогда и картинки на стене станут держаться и не покоробятся.

Ну, девчонки обрадовались, так и сделали... А на следующее утро и налетели в избу мухи! Да столько их набралось, будто со всей деревни сюда слетелись, да на картинки и уселись. Тетка Дарья уж на девчонок ругалась-ругалась, все кар­тинки со стены соскоблить велела да бревна отмыть-оттереть. Чтоб и духу в избе не было от запаха тухлых яиц. В эдакую-то жару да при такой вони — хоть в дом не входи!.. Вот тебе и украсили!..

Может, только теперь тетка и поняла, кто девчонкам советы давал, кто их уму-разуму поучал. Оттого Зойку при сестрах и отругала. Девчонки обе, как рыбы, молчали, на Зойку вину не сваливали. А та от сердитых мамкиных слов, словно озверела, из избы опрометью выскочила. Вечером, правда, ласково с девчонками разговаривала. Может, просто поняла, что напрасно сирот под опа­лу подвела, перед матерью своей оскандалила?..

Наверно, и вправду, девка спокаилась, потому что дня через два стала уговари­вать мать денька на два-три их в гости отпустить. В Выселках у Зойки родная тетка жила, папкина сестра, ну, а заодно можно и девчонкам знатные места показать. Любушка да Верунька обрадовались: кому не охота в гостях побывать да новые места проведать? Собрались они ехать уж после обеда, ближе к вечеру. Мать для этого дела попросила соседа, деда Матвея, девок в соседнюю деревню свезть.

И уж перед самым отъездом Зойка сестрам сказала:

—  Вы не больно хорошо одевайтесь-то! Чай, не на смотрины едете!.. И потом, под вечер в наших лесах сколько комарья — прямо беда!.. Как на телегу налетят, как лицо да руки-ноги облепят — живу не доехать!..

Вот Зойка девчонкам одежу старую и дала: Любушке — телогрейку рваную да дырявый мамкин платок, а уж Веруньке досталось одеяло заплатное да два пояска. Поясками теми Зойка одеяло-то девчонке к шее привязала да на поясе укрепила. А кто их в телеге-то увидит? Разве только дед Матвей? Так он сам, небось, укроется потеплей, чтоб комары не прокусили?! Ну, в эдаком обличий и

в путь пустились. Дед как-то чудно на девок ряженых глянул, но промолчал.

А вот то, что дальше случилось, именно дед Матвей потом на деревне и рассказал. А то бы народ так в догадках и терялся: что же за деревней на ближней поляне стрястись могло?.. Въехали в лес, а комаров что-то не видно. Но девчонки чудную одежу с себя не стали сымать: вдруг да комары налетят? А к знакомой поляне стали подъезжать, тут Зойка и велела деду лошадку остановить возле куста. А сама улыбается деду да глазом одним подмигивает.

Дед сразу-то не сообразил, но лошадку остановил. Девка и велела Любушке да Веруньке с телеги наземь слезть... И вдруг выскочили из кустов девки, человек десять, да столько же ребят! И давай тут девчонок-то в их одежах на смех под­нимать! За руки схватили, на середину поляны притащили, сами за руки меж собой взялись да вокруг них хороводом и стали. А девчонки бедные посреди круга стояли, словно пугалы огородные. Хотел уж дед Матвей сам за девчонок вступиться, и уж к поляне направился...

Парни-девки меж тем стали сестрам обидные слова кричать да смеяться. Дед даже растерялся: как же Зойка могла так над сиротами издеваться?! Зачем она сюда народ-то собрала? Ведь совестно им, небось, девчонкам-то? Скорей всего, Зойка ждала, что станут сестры из круга-то вырываться, а девки да ребята дере­венские над ними потешаться. А девчонки вдруг взяли да на колени в кругу и встали. И давай молиться...

Дед Матвей уж до поляны дошел, но от неожиданности дыхом замер: гляди, это ведь они у Господа защиты просят?!. И не совестно ли деревенской молодежи посередь Петровского поста такие пакости да зубоскальство устраивать? Видать, и все это почуяли. Потому как круг разомкнули, и смех затих... И тут... Дед Матвей даже ахнуть не успел — пал на поляну какой-то туман!.. Глядь — не туман это, мошкара! Целая туча!.. И давай та мошкара девок да ребят кусать. Те сначала руками махали, визжали, а потом уж с поляны прочь побежали. Только две фигурки согбенных на траве и остались да дед Матвей. Его самого, правду сказать, мошкара вовсе не жалила...

Именно от деда все в деревне и прознали, отчего парни-девки разом покусан­ные домой пришли: лица у всех красные, глаза заплыли. Руки-ноги волдырями покрылись. А у Зойки — и вовсе лица нет!.. Один огненный пузырь: ни носа, ни глаз не видать. А как потом прознала ее мать, тетка Даша-то, так в сердцах и сказала:

—  Так тебе и надо!.. Зубоскальство-то твое вон, как обернулось?! Сирот оби­жать — свое лицо потерять!..

Короткова Людмила Дмитриевна Орехово-Зуево педагогическая сказка детям, читать текст рассказа короткова сказка читать скачать текст