КТО Ж ИМ ПОМОЖЕТ, ЕЖЕЛИ САМИ РУК НЕ ПРИЛОЖАТ?

КТО Ж ИМ ПОМОЖЕТ, ЕЖЕЛИ САМИ РУК НЕ ПРИЛОЖАТ?

(Купальский сказ)

Маруся младшей дочкой .в семье была. Помни­ла она свою старшую сестру, хо­рошо помнила. Веселая румя­ная девка Дуся перед глазами стояла, будто только что с мо­роза в дом вбежала. Но за 12 лет замужества Дуся ни разу отчий дом не навеща­ла. Мать с отцом к ней раза три ездили, Дусю да внуков навещали, а сама Маруся тогда мала годами была, да и дорога до сестры не ближняя.

После смерти отца мать как-то сразу состарилась. Ну, так ведь теперь и Ма­руся уж немаленькая, 17 годов, могла и сама по хозяйству управляться. А про­шлый год и пришла от Дуси, старшей-то сестрицы, в отчий дом весточка: поте­ряла она своего мужа-кормильца, вот семь ртов теперь одна и кормила. При ее- то Филиппе можно было и боле детей прокормить: степенный да работящий мужик был. А уж как она теперь с такою оравою сладит? Мать с утра до ночи слезы лила, за Дусю Бога молила. Кабы не пришлось ей с ребятишками по миру идти, Христа ради просить?..

Вот и уговорила Маруся матушку свою отпустить ее к сестре погостить, на месяц-два. Все же и по хозяйству она бы Дусе помогла и так поддержала. Ну, мать поплакала-попричитала и отпустила. Собралась Маруся, подарочков понакупила да обновок сестре-ребятишкам и поехала. Путь и вправду неблизким оказался. А как в избу к сестре со своими узлами вошла — ахнула. Нет, в дому- то все справно было, и ребятишки здоровые-целые, а вот Дуся-сестра...

Ежели бы сестра к Марусе на шею не кинулась — век бы не догадалась, что это она. Постаревшая да посеревшая лицом беззубая баба... Неужто это — та самая румяная Дуся?.. Подаркам да гостинцам ребятишки радовались, девчонки от тетки своей не отходили. А уж как Дуся счастлива была!.. Считай, всю первую ночь проговорили-проворковали. Небось, настрадалась одна Дуся с ребятишка­ми? Сказывала Дуся сестре и про мужа своего покойного, и про ребятишек, и про хозяйство свое. Жалилась на долю свою тяжелую, но и все счастливые да свет­лые дни поминала-плакала.

Вот в том Дусином сказе Маруся впервые имя и услыхала — Щетиниха!.. Бабка Щетиниха в деревне той самой жила, шибко злая да ненавистная была. Уж не одну семью, по Дусиным словам, Щетиниха та из деревни выжила, а то и вовсе извела. Поговаривали, что Щетиниха эта — колдунья! Дуся поначалу не больно-то этим россказням верила. Мало ли, что на человека можно наговорить?

Только года полтора назад и сама уж уверилась. Стала Щетиниха та Дусину семью донимать. Во двор, бывало, войдет да и стоит-глядит, как Дуся корову доит. Чужому глазу не всякая корова рада. А уж после таких смотрин Зорька вовсе молоко перестала давать. Кабы в дому двое-трое детей было — еще можно время переждать, а как семерых-то без молока оставишь?

Как-то уж в конце лета застала Щетиниха Дусю в огороде, и давай грядки да урожай нахваливать. На следующий день град все побил, живого места на гряд­ках не оставил... Да таких случаев — тыща, всего и не припомнишь. Но уж в смерти мужа Дуся Щетиниху винила. Тут усомниться было нельзя.

Посулила Щетиниха большие деньги Филиппу, ежели он ей дров подводу доставит. И так пристала, хоть завтра в лес поезжай. Просит-умоляет: мол, все дрова за зиму извела, хоть вовсе в избе замерзай! Дуся мужа отговаривала: через день-два лед на реке тронется, куда в такую беду соваться? Ан, не послушался мужик. Да и его понять можно было: на деньги-то обещанные зерна к весне прикупить следовало. Вот и поехал. На тот-то берег порожняком переехал, а уж с полным-то возом и потоп... Совсем с лошадью.

Уж дня через три после этой беды решилась Дуся к Щетинихе пойти да денег взаймы попросить. Все же из-за ее дров мужик-то потоп. К Щетинихе испокон веков никто во двор не ходил: кому охота с ведьмой-то связываться? Даже по делу, и то ни одна баба к ней не захаживала. А Дуся и сама в тот раз к бабке в дом не попала. Во двор-то вошла и, как вкопанная, встала. У Щетинихи дров — целая стена стояла. На следующую зиму и то хватит. Как увидала Дуся поленни­цы те, так бегом домой и кинулась. Не то, что деньги в долг просить — самой бы живой вернуться.

Вот и выходит: загубила ведьма ее Филиппа ни за что, ни про что. Походя жизни лишила. Вот тебе и дрова!.. Вот тебе и ведьма!.. Слушала Маруся сказ сестры своей и дивилась: неужто потом никто Щетинихе-то не попенял, не усо­вестил?.. Так кто захочет с ней связываться? Чай, каждому своя жизнь дорога! А с нею толковать — себе жизнь ломать...

А с недавней поры Щетиниха, словно вовсе очумела: почитай, каждый день к Дусе в избу прибегала, словно за каким делом. А сама не знает, об чем и разговор завести. То решето, то бадеечку норовит попросить. Будто не знает, что обратно уж Дуся от нее ничего не принимает. Боится она у Щетинихи этой даже свои вещи из рук брать.

На следующее утро спали долгонько: то ли от позднего разговора вчерашнего, то ли от смурной погоды. Проснулись от стука в дверь. Вошла в избу бабка небольшого росту, шустрая, сразу всю избу взглядом окинула, а у Дуси две луков­ки попросила. Сама же с Маруси глаз не сводила, и все улыбалась да шутила, да про дорогу расспрашивала. А как уходить собралась, уж от порога на Марусю и оглянулась. И такой ее взгляд был тяжелый да тревожный, что девке сразу не по себе сделалось... Щетинихой этой самой бабка-то оказалась...

Сестры не раз поминали потом бабкины слова, будто невзначай брошенные: «Вы теперь в три дня со своим огородом управитесь! Бон, какая у вас работница- то. Ее рукам нынешней весной цены не будет!..» А вспоминались те слова не случайно... На другое утро правая рука у Маруси пятнами красными покрылась, огнем горела и опухла, словно бревно. Не то, что в огороде — ложку держать не могла. И жаром шибко обдало, да и голову ломило. Дусе — то ли огород сажать, то ли у печи стоять, то ли за сестрой ходить-ухаживать?..

Дней пять так Марусю ломало, рука потом, вроде, проходить стала. За эти дни Щетиниха ни разу к ним в избу не заглядывала. А в последнюю ночь Маруся чудной сон увидала. Будто, она еще в доме отчем пребывает, только ехать к сестре собирается. А мать, будто, за спиной у Маруси стоит, и говорит что-то, говорит, то одну, то другую вещь взять советует. И все какие-то глупости Марусе навязывает. Ну, вот чего пристала с чесноком-то?.. Неужто, в такую даль сестре чеснок везти? Что у Дуси, чеснока, что ли, нет? А мать все свое твердит: возьми да возьми!.. Не простой тот чеснок-то — купальский]..

Проснулась утром Маруся, про сон свой вспомнила, и словно прозрела... Сразу к сестре подступила: ты, мол, чеснок-то уж в огороде посадила? Дуся на девку глядит и никак не сообразит: к чему бы ей это? Ну, посадила, отвечает, еще с осени. Вон, уж взошел на грядке. А зачем Марусе чеснок-то? А младшая сестра ничего разъяснять не стала, только на грядку глянула: уж большенький чеснок- то был. Через месяц, гляди, зацветет...

Рука прошла сама собой, и теперь Маруся сестре помогала, да и ребятишки, что постарше, от тетки не отставали. Кто же им еще поможет, ежели сами рук не приложат? Каждый вечер перед сном Маруся, как и в отчем доме было заведено, подолгу перед иконами стояла-молилась. Дуся тоже рядышком пристраивалась. Видать, сама-то, когда без мужа осталась, не больно на Господа уповала. Моли­лись обе от сердца, со слезой. За следующий месяц Щетиниха в избу — ни ногой! Ни разу, даже по делу, не сунулась.

А под самый праздник, под Ивана Купалу, как стемнело, и пошла Маруся в огород. Надергала чеснока, что в эту ночь зацвел да в избу и принесла. Дусе- сестре ничего сказывать не стала, а во всех местах укромных чеснок тот и разве­сила: по-над окнами, по-над дверью, в углах... И стала ждать... Щетиниха за следующие дни раз пять к избе Дусиной подходила, но внутрь ни разу не входи­ла. Постоит-потолчется на крыльце — и уйдет ни с чем.

Уж июнь месяц к концу подходил, когда Щетиниха к ним в избу вошла. Глаза злые, молнии мечут, а сама давай от порога Дусю хвалить-величать, умницей называть, что с хозяйством да с ребятишками справляется. Дуся сразу напуга­лась, замолчала да глаза опустила. А Маруся над дверью пустую тесемочку приметила: кто же это чеснок купальский снял? Может, кто из ребят?..

Как Щетиниха к столу присела, Маруся, будто по делу, в чулан и вышла. Помнила она, что головки три того самого купальского чеснока в чулане положи­ла. Хорошо, что нашла. А в избу ступила — головку того чеснока над дверью и положила: привязывать-то было уж некогда.

Вот бы уж Щетинихе и домой уходить пора, а та все сидит у стола, а об чем говорить — не знает. На лавке-то ерзает, глазами по сторонам рыщет, а вставать да уходить, вроде, не собирается. Дуся уж ребятишек спать уложила, свечку потушила, сама к иконам помолиться пошла. Ну, Маруся к сестре наклонилась и шепнула: «Не может Щетиниха из дому-то уйти!.. Я кое-чего ей припасла. Вот она и мается... »

А как встали обе сестры перед образами на колени, да как стали в голос «Отче наш» читать, так Щетиниху и прорвало. Начала она по избе метаться, выть да скулить, словно бездомный пес на привязи. Ребятишки на нее глазами глядят да от страха дрожат. А мать да тетка молитву читают. А уж потом стала Щетиниха и на окна кидаться, словно через них на улицу выбегать собралась. Только не может она ни к окнам, ни к дверям близко-то подступить.

—  Маруся!.. Страх-то какой!.. Уж ты ее выпусти!.. — Взмолилась сестра. — Ведь всех ребятишек перепугает... Гляди, что с ней делается-то?!

Щетиниха уж на полу корчилась-каталась, пеной изо рта плевалась. Волосья на голове дыбом повставали, глаза на лоб повылезали. А вой слышался такой, что ребятишки помладше заплакали-закричали. Тут Маруся пузырек святой воды крещенской взяла, да на Щетиниху малость и брызнула. На лицо попала...

Дикий вой да скрежет зубов долго потом в ушах слышался... Вскочила Щетиниха на ноги, за лицо руками схватилась — да в дверь! Хорошо еще Маруся успела чеснок оттуда отнять. А то бы и сквозь стену могла ведьма убежать, весь дом бы разворотила.

Ночь кое-как уж при свете переспали. А на утро все в деревне узнали: ночью- то Щетиниха в своей избе померла... Только вот кому она душу свою отдала — неизвестным осталось...

Короткова Людмила Дмитриевна Орехово-Зуево педагогические сказки детям, читать текст рассказа